конечно же, не совсем удачный рисунок, но это было действительно так. С самого утра, целый летний день, до самых сумерков мы лежали в холодной воде. Камыши, правда, были немного погуще. Однако, к вечеру, выходя из ледяной воды нужно было стараться отогреваться. Отогрелись не скоро, и разговаривать по-настоящему смогли только после того, кое как уже могли двигаться.

Крики Ура! постепенно приближались. В это время, где мы сидели в овраге, на бугре заиграла немецкая "Ванюша" (наподобие нашей катюши). Тогда наш подполковник подобрал 7 человек с автоматами и под руководством капитана направил подавить "Ванюшу". После первых же очередей наших автоматчиков "Ванюша" перестала выть. Немцы бросив батарею убежали. Этим самым мы помогли нашей наступающей пехоте. На мосту немецкого часового сдуло как ветром. Тогда мы все сосредоточились под мостом. Как только наша пехота спустилась в овраг наш полковник с криком установил связь с нашими. Командир наступающей пехоты установив 2 пулемета, направленных на нас дал команду: "по одному бегом ко мне!". Мы выполнили условия. Встретившись, солдаты обнимались и даже из нашей среды особенно, не скрывали свои мужские слезы. Я обнялся с седым стариком-папашей, который говоря: "Сынок последний кусочек, но на возьми эти сухари!". Отданный от всей души сухари пришлось брать, и конечно слезы навернулись.

Командир батальона нам крикнул, ребята вот стоят машины (с прицепленными пушками) может что съедобное найдете. Тогда, я тоже подбежал к машине, в кузове которой на снарядных ящиках играл еще патефон. Открыл правую дверку кабины, смотрю лежит офицерская сумка, небольшой, полупустой чистенький рюкзак. Я взял полевую офицерскую сумку, а из рюкзака небольшую банку консервы. В полевой сумке были карты. Минут через 5 командир батальона пехоты восстанавливал ход своего наступления, а нашим крикнул, не задерживайтесь, может быть усиленный огонь немцев.

Сталинградские степи: 1) Место последнего отдыха. 2) Место расположения батареи немцев "Ванюш". 3) Место сбора под мостом к моменту спуска нашей пехоты к речке. 4) Установленные против нас два пулемета. 5) Стоянка немецких грузовых машин с прицепленными пушками и с запасом снарядов. 6) Перевал, куда мы шли за перевалом деревня. 7) Наша наступающая пехота.

Мы начали постепенно подниматься с оврага в сторону, откуда пришла наша пехота. Я тоже начал подниматься, но уже на вершине оврага из-за усталости прилег на бок и сломал серебряную столовую ложку подобранную у немца в рюкзаке. Пришлось без сожаления выбросить ложку. В этот момент рядом со мной в землю влепились две пули. Это уж был сигнал, нужно поторопиться. Почти стало светло, и немцы успев опомниться открыли шквальный огонь. В этот момент, в душе думая куда кривая выведет, я не обращая на свист пуль и осколков зашагал все еще на подъем, расстояние 400-500 метров. Слава богу, дошел до обратного ската горы, откуда уже внизу была видна маленькая деревня. Нам в деревне сказали, что надо идти к Дону. Она находилась на удалении 5-7 км. Двигаясь к Дону по лугам, где росли кустарники и большие тополя. Увидев стоящую каждую кухню, подходили в расчете, что-нибуть-то попадет съедобное. Но завтрак уже прошел, ничего не было. Однако нам подвезло, т.е. пятерым, один из поваров дал нам буханку хлеба. Открыв ту консерву, там были уложены ломтиками резаное сало, мы перекусили. При том, отдавая хлеб, повар старичок предупредил. Много не ешьте, иначе после стольких дней голодовки может случиться заворот кишок, что кончается смертельным исходом. Мы послушно согласились. После еды, немного отдохнув, двинулись дальше к штабу дивизии. Штаб оказался в большом селе за рекой Дон. Мы переправились и подошли к штабу. Нас всех направили в 4й отдел штаба, где нас по одному каждого принимали два офицера, которые допрашивали, откуда родом, возраст, национальность, из каких частей, что видел будучи в тылу у противника. На все вопросы ответил подробно, и когда говорил, что в дивизионе своем я был комсоргом, они попросили показать этот комсомольский билет. Мной билет был получен в городе Агрыз, еще когда учился Иж-Бобьинской средней школе. А этот комсомольский билет и сданные карты из сумки немецкого офицера, можно сказать, меня выручили, я не попал в штрафной батальон. А вот один капитан, хотя клялся, что он свой партбилет оставил в таком-то месте под камнем, ему это не помогло. Из 35 человек только 7 человек с партбилетами и комсомольскими билетами попали в нормальные части. Видимо, капитан знал, что немцы партийцев и комсомольцев в плен не берут, избавился от своего партбилета, боялся расстрела немцами.

я связист-телефонист в 222 гвардейском стрелковом полку. 28 августа 1942 года, в полу окопе неглубоком - Я. Это утро, начало наступления наших войск.

Меня определили в 222 гвардейский стрелковый полк в качестве связиста-телефониста в пехотный батальон. Ровно, через недельного отдыха, нас в летнее ранее утро подняли по тревоге и приказали, быстро позавтракать, подготовить все вооружение к бою. Через 0,5 часа нас построили и 1-2 км прошли. За это время усиленно вела обстрел немцев наша артиллерия. Тогда, под Сталинградом я видел впервые свои "Катюши", которые немцем дали сильного жару.

Когда уже развернулась пехота в цепь, командир полка крикнул: "Дорогие солдатушки вперед на ненавистного врага!". Пехота тронулась в атаку, а мы связисты за ними тянули связь. Уже, примерно к трем часам дня наши войска немцев заставили отойти на 7 км. На поле сражения росла пожелтевшая и созревшая пшеница и овес. Чтобы нашим войскам помешать немцы несколько десятков зажигательных бомб забросили на это поле. Все сгорело, в том числе весь наш кабель связи, длиной 7 км. Вся земля почернела. Наши солдаты, понеся большие потери, уже не могли дальше вести наступление. Чтобы узнать обстановку командир батальона приказал пригласить командира роты к телефону. Его искать пошел я. Двигался используя основную хитрость солдата; 6-7-10 шагов вперед, падаю и отползаю налево или направо на 7-10 шагов, затем повторяю. Добежал до наших солдат, их осталось примерно 12-14 человек, а из них половина уже раненые. Они тут же на меня закричали, ложись на живот, а то тебя подстрелят. Спрашиваю, где командир роты? Они в ответ: убит, за него замполит. Показали на старшего лейтенанта. Добравшись до него, пояснил, что вызывает к телефону командир батальона, и как надо передвигаться на поле. Добрались до телефона благополучно. Наш телефон находился в середине не сгоревшей зеленой полыни. Он видимо почувствовав безопасность допустил ошибку, присел и его каска видимо заблестела и немцы немедленно открыли по нам огонь. Хорошо первая очередь мимо. Со второй очереди, мой соратник связист получил две пули прямо в лоб, а замполит получив две пули в ягодицы заорал и приподнял голову. Я лежал за ним рядом, как он убрал голову с каской, мне шарахнуло тоже. Вначале ощутил в глазах пламя огня, а в голове за считанные доли секунды, прошла вся жизнь начиная с раннего детства до самого ранения, и когда пламя в глазах потухло, появился сплошной туман, который постепенно начал рассеиваться. Я начал искать, где же рана. Прощупал руки, локти, плечо, но нигде не обнаруживаю. Через некоторое время накопившаяся кровь в волосах на голове потекла закрыв левый глаз. Правой рукой сверху схватил голову, и у меня средний палец оказался полностью в ране. Убрав средний палец я зажал рану, чтобы уменьшить потерю крови. Затем левой рукой нажав на зуммер телефонного аппарата взял трубку и доложил обо всем. Командир батальона узнал, что телефонист убит, а замполит и я ранены. Просил прислать санитара. Только после этого замполит очухался и взяв трубку начал разговор с командиром батальона. Через 15-20 минут подошел санитар и в первую очередь забинтовал меня, использовав запасы бинта имеющихся в моих грудных карманах. У санитара уже запаса бинта не было. Замполиту смазав дырочки от пуль йодом мы с санитаром двинулись в тыл к пункту первоначального сбора раненых. Около одиноко растущего маленького деревца сидел санитар-старенький солдат, который сказал куда нам идти. Это было 28 августа 1942 года. Таким образом, какие-то миллиметры от моих мозгов, спасли меня от первой смерти. Пока мы дошли до пункта промежуточного сбора к нам присоединились еще три раненых солдата. К сумеркам мы добрались до большого оврага, где лежали просто на земле, тяжело раненые на носилках. С началом рассвета нас усердно начали будить и убеждали чтобы немедленно покинули этот овраг, так как немцы ежедневно бомбят, хотя люди были раненые. Нам рассказали, где располагается передвижной полевой госпиталь, куда и мы 8 человек потихоньку зашагали. Мы не успели прошагать и 2-х километров и видим группа немецких самолетов начали бомбить беспомощных лежащих раненых, хотя по старой мудрости "лежачего не бьют!".

Примерно к обеду мы добрались до полевого госпиталя, где оказывали первую помощь и грузили на автомобили отправляли дальше в тыл. Стало мне не понятно, почему уже второй день, подлежащего раненого не отправляют в первую очередь, меня майор-медик не отправляет. Я к нему обратился по вежливому как положено военному. Он мне тихо, чтобы другие не слышали говорит: "пока мне сумку офицерскую не отдашь, я тебя тут сгною!?". После этого громко объяснив присутствующим раненым, я сумкой майору по морде и кинул ему под ноги. А через одну минуту я уже сидел в машине.

Не помню пристань на Волге в городе Камышин, где нас погрузили на пароход и повезли на север. Судьба солдата военного времени, об этом нельзя не говорить. Солдата всегда одолевают вши. Даже они не стесняясь в светлое время дня, нахально начинают ползать поверх верхней одежды. А по ночам вообще спать не дают. Поэтому находясь на верхней палубе из-за больших мучений без сна я вынужден был нижнее белье выкинуть в Волгу. Затем спокойно заснул. К утру нас привезли в город Вольск Саратовской области. Госпиталь находился в здании средней школы. Пока лечился, как-то случайно познакомился с красивой девушкой Тамарой Журавлевой, уроженкой из города Саратова. Мы с ней договорились вести переписку пока мы живы. Однако после образовывания своих семей эта переписка постепенно затухла.

Меня из госпиталя № 1691 выписали 7 ноября 1942 года. После выписки из госпиталя я из Вольска попал в город Моршанск Тамбовской области, где формировалась 4я мотомехбригада. Она располагалась за городом в сосновом лесу, с размещением людей, складов и других помещений в землянках. Город с большим количеством церквей выглядел красиво. Он славился производством сукна для солдатских шинелей и махорочными заводами. Через примерно две недели мы получили персональное оружие-автоматы ППШ (пистолет Шпагина). Железнодорожным транспортом нас повезли в южном направлении. Выгрузка состоялась тоже в чистом поле, недалеко от города Качалинская. Наступление наших войск на окружение сталинградской группировки Гитлера началась 19 ноября 1942 года и она завершилась 23 ноября окружением группировки. Наша бригада двигалась вторым эшелоном и она остановилась на месте соединения наших войск. Мы прошли через населенные пункты хутор Вертячий, Песковатка и в направление на Советский, где только что прошли бои. На 24 ноября мы уже были на самом узком месте соединения наших войск. Ширина этого участка составляла всего 8 км. При сильном танковом ударе, которое можно было преодолеть немцам за каких-то 20 минут. Только ожесточенные бои, где уже участвовала наша бригада, поддерживаемая танками и авиацией, не дали возможности прорыва немцам. Бои шли несколько дней. Что осталось в памяти, когда наступает ночь немцы постоянно пускали осветительные ракеты. Нам казалось, что немцы, а мы сами находимся в окружении, так-как ракеты поднимались и впереди нас и с зади тоже. Все же, где-то на 4й, 5й день наступил переломный момент. Попытки немецкого генерала Манштейна спасти окруженных не получилась. Мы двинулись вперед. Немцы начали отход в направлении на город Ростов. Окруженные немцы не приняли условия ультиматума. Наши войска начали операцию и на уничтожение окруженных немецких войск. Постепенно это кольцо окружения сжималось и у немцев не осталось надежды на спасение. Мы же, эту 8 км полосу расширили до 140-160 км. Постоянное движение за отступающими немцами не давало возможности нам окапываться. По ночам, чтобы хоть немного отдохнуть и чуть-чуть отогреться поступали так: стелили на снег собранную сухую полынь, которую мы таскали за пазухой, затем стелили сверху плащ-палатку, ложились 4 человека и еще укрывались плащ-палаткой. Через 2 часа, примерно, кто спал в середине (2 человека) ложились уже с края, а кто спал с края ложился в середину. Конечно же спать всем было нельзя. Оставалось боевое охранение. Вот когда я спал с края, видимо нечаянно сполз из постеленной палатки на снег, примерз к оттаявшему снегу и начал замерзать. Оказывается, когда человек замерзает, ему снится сон, что ему жарко. Я тоже видел сон, что лето, 30-и градусная жара и мы на берегу реки на песке загораем. А фактически температура была минус 30 градусов мороза. Оказалось, что мне уже подошло время встать на боевое охранение. Меня начали будить, но я уже не мог разговаривать, только застонал. Вот тогда, солдат Усачев из Урала, ему было около 40 лет, говорит: "Братцы он замерзает, его надо отходить!". Все кто спал со мной поднялись и подняли меня, я в слабом соображении, вижу меня с двух сторон поддерживают товарищи, и настойчиво требуют чтобы я шагал. У меня шагать не получалось. Они меня давай пинать по ногам и толкать вперед. Таким образом до рассвета меня сделали человеком, т.е. спасли от второй смерти, или можно сказать, вернулся с того света. Этим самым почему мы солдаты войны и сегодня ценим эту солдатскую дружбу.

Постепенно притесняя немцев мы достигли до реки Дон. Инженерные войска разведав установили, что лед тонковат, для переброски войск не годиться. Для укрепления льда солдаты накидали ветки из деревьев и по ночам поливали водой, чтобы лед стал толще. Через 3-4 дня уже работы были завершены. 30 декабря 1942 года мы переправились на другой берег Дона и двинулись в боевых порядках на немцев. Впереди была большая деревня. Вдруг появился самолет "Немецкая Рама" (разведывательный), а через 10 минут начался налет около 20 самолетов, тяжелых истребителей, которые могли нести по 2 бомбы весом 150-200кг. Они, как правило, перед началом бомбардирования выстраиваются в круг, друг за другом начинают пикировать и бросать бомбы. Оказалось, что наша рота - главная их цель. Мы, правда, сколько время позволило старались расчлениться-рассыпаться. Но, когда увидел, что самолет уже пикирует прямо на меня, пришлось лечь, повернув голову в правую сторону, так как по моим расчетам бомба должна была упасть с левой стороны.

 Так оно и случилось, бомба взорвалась на удалении от меня не дальше 10 метров. Я ощутил сильный воздушный удар, когда после взрыва приподнял голову, заметил у моего автомата оторван ствол у места, где соединяется диск с патронами. А сам диск уже катился от меня в 10-15 метрах. Не успел толком облизнуть появившуюся кровь из носа, вторая бомба, которая разорвалась совсем рядом, меня захоронила заживо. После отлета самолетов, спасая пораженных солдат подобрали 21 человек контуженных и трех человек получивших ранения. После чего, почти собирались уже уходить, опять этот же Усачев просматривая местность, заметил кусочек шинели. Он говоря слова: "Смотрите братцы, кому-то шинель оторвало!", хотел взять в руки этот кусок, но шинель потянула в глубь земли. Тогда он уже говоря: "Братцы давай откопаем, может он живой!", начали откапывать и достали меня. После попадания свежего воздуха в легкие, на какие-то считанные минуты я пришел в себя. Я уже лежал на снарядных ящиках на кузове автомобиля. Усачев кричит: "Федя, тебе больше палатки не нужно будет, отдай мне!". Я еще успел заметить, из ушей и из носа идет кровь, в голове сильный шум. Успев сказать: "Ребята отвяжите!" - уже больше я ничего не помнил. Дальше, оказалось, что немцы оставив деревню уже отошли далеко. Нас выгрузили и поместили по домам. Я лежал около 1,5 суток без сознания. Когда я открыл глаза, мне казалось я так долго спал, наступил вечер. Эти двое суток, нас раненых еще кормил наш старшина. Когда я пришел в себя, действительно было вечернее время, старшина кормил раненых. Я вдруг слышу, кто-то говорит: "Смотрите, он открыл глаза!". Оказалось, эти слова были про меня. Тогда старшина подошел ко мне и спрашивает: "Кушать хочешь?!". Он дал мне целый котелок пшенной каши и в кружке налитое вино. До этого я еще понятия не имел как его пьют. Они сказали, только не нюхай, а выпей, будет легче. Хотя и выпил и кашу съел легче не стало, так-как самостоятельно подниматься и ходить не смог. Хорошо, товарищи меня вывели на улицу, так-как этого требовала нужда. На другой день, когда был налет немецкой авиации на деревню, около нашего дома установленный зенитный пулемет начал стрелять. На этот пулемет брошенные бомбы выбили все стекла нашего дома. Мы в доме остались только двое неходячих. Остальные все кто-куда. Правда наша хозяйка, когда ушли самолеты, заткнула дыры, то подушкой, то кусками фанеры, картонки и затопила печь. К вечеру в доме стало тепло. Так, мы у нее остались только двое. Остальные своим ходом и на попутных машинах ушли в госпитали. Где-то на 4й день в деревню заехали тыловики. Мы рассказав свою судьбу у товарища капитана выпросили буханку хлеба и просили, чтобы он нас отправил в госпиталь. Капитан оказался добродушным человеком и на другой день утром мы уехали в госпиталь. Шофер нас привез в большое село, где в здании церкви находился госпиталь. Нас он оставил. Оказав первую помощь, мне медики установили диагноз "контузия левой половины туловища". Это уже было - спасение от третьей смерти. После перемещения в третий передвижной госпиталь, размещенный в городе Калач - сталинградский, я пробыл весь январь 1943 года. Затем меня выписали в батальон выздоравливающих с висячей рукой на шее. Левая рука не действовала. Мы двое определенные в этот батальон пошагали искать этот батальон. Батальон размещался в большом селе донских казаков. И я с товарищем попал в квартиру, где жил еще лейтенант. Здесь мы в пустую время не проводили, учились на специальность шофера. Пока жили у хозяйки получился небольшой казус. Вдруг наш сосед - лейтенант строгим голосом потребовал вытряхнуть наши вещевые мешки. Я вытряхнул, лейтенант просмотрел вещи и сказал можешь сложить вещи. А мой напарник все еще не "осмеливался" вытряхнуть. Тогда лейтенант сам взял и вытряхнул. Смотрим, наравне с его вещами посыпались на пол сухари. Они оказались ворованные у нашей же хозяйки. Его лейтенант тут же прогнал из квартиры. Я его вообще не видел. А ко мне хозяйка и лейтенант еще теплее и душевно относились пока я у них жил. Вскоре в мае 1943 года был получен приказ, мы зашагали пешком в сторону фронта. Двигались больше месяца. И вот, конкретно мы прибыли в село Терновка Белгородской области (в 12 км от Белгорода). Сам город Белгород находился под оккупацией немцев. Нас распределяли по частям. Кто был в возрасте 40 и более лет, направили водителями автомашин, а нас молодых опять в обычные войска.

в начало          1, 2, 3, 4    следующая